Выставка «Чудотворец был высокого роста…» - к 100-летию со дня рождения Даниила Хармса

22 декабря в Строгановском дворце Государственного Русского музея открывается выставка «Чудотворец был высокого роста…», приуроченная к 100-летию со дня рождения Даниила Хармса и должна стать центральным событием хармсовского фестиваля.

Названием выставки служит цитата из повести Даниила Хармса «Старуха» (1939). Главный персонаж этого произведения наделен автобиографическими чертами, поэтому строчка сразу же отсылает и к реальному облику Хармса, а также к одному из главных мотивов судьбы и творчества писателя, каковым, несомненно, является мотив «чуда».

«Хармс, — отмечают исследователи, — думал о чуде всю жизнь /…/ все его тексты — об этом».

В одном из своих произведений Даниил Хармс заметил: «Всякий рад подхватить хотя бы обрывки моих мыслей». Как нельзя более это утверждение справедливо по отношению к современному (нам, а не Хармсу) искусству. И не случайно.

Как выяснилось с годами, в творчестве Хармса предсказана едва ли не вся проблематика актуальной художественной практики — от идей, тем, сюжетов, до языка, приемов и самого способа видения.

Хармс одним из первых ощутил кризис «системного мировоззрения» и понял, что «мир не я». Он писал о страхе, ужасе, одиночестве, бессмертии, смерти, исчезновении, небытии, бесконечности и пустоте.

Любил магию чисел, знаки и буквы, шрифты и почерки, графические символы и математические формулы, занимался регистрацией предметов и явлений, стремясь определить границы бытия, «там» и «тут».

Вступал в ироническую игру с «великими образами» (Пушкин, Гоголь, Достоевский) и охотно прибегал к стилевым аллюзиям. Исследовал саму способность словесной репрезентации реальности и довольно часто демонстрировал невозможность создания адекватного повествования о ней.

Свое представление о мире Хармс излагал с помощью логики абсурда — соединял несоединимое, сопоставлял несопоставимое, нарушал установленные связи, менял привычные формы. Он ценил «только „чушь“; только то, что не имеет никакого практического смысла» — вещи непонятного назначения и странного вида, чудаковатых людей, попадающих в нелепые ситуации, где смешиваются невероятное и обыденное.

Более того, Даниил Хармс предвосхитил и очень отчетливо выразил чисто постмодернистское ощущение творчества. Герой одного из детских прозаических произведений писателя — мальчик Ваня — хочет сочинить сказку, однако, какой бы он сюжет ни выбирал, девочка Леночка заявляет: «Такая сказка уже есть».

Обэриуты и Даниил Хармс оказали несомненное и серьезное «методологическое» воздействие на концептуализм и соц-арт — направления, магистральные для русского искусства второй половины ХХ века.

Еще более востребованным Хармс оказался в 1990-е годы, когда стихи и проза наконец-то были напечатаны в полном объеме. В это время родилась настоящая художественная хармсиада — целое движение (с постоянным ядром участников, с определенными организационными формами — выставки, конференции, фестивали, перформансы, издательство), сосредоточенное на Хармсе уже, так сказать, тематически.

Оно, это движение, связанно с интерпретацией отдельных текстов, сквозных мотивов и символов, устойчивых предметов и персонажей, особенностей поэтики, но более всего — феномена личности (не случайно писатель часто присутствует здесь как персонаж) и самого «мира» Даниила Хармса.

Лидирующая роль в этом движении принадлежит тому типу произведений, который называют «книгой художника». В становлении жанра в его настоящем виде роль Хармса представляется неоспоримой.

Именно обращение к его текстам, к его идеям и принципам обусловило выход за пределы чистой графики — к новому мышлению (объект, инсталляция) и обеспечило авторской книге место в пространстве актуального искусства.

«Книга художника» представлена на выставке — прежде всего главным автором и инициатором всего процесса Михаилом Карасиком, а также его давними соратниками по «Хармсиздату» Сергеем Якуниным и Петром Перевезенцевым.

Однако особенность экспозиции в том, что поле эксперимента расширено: включены произведения, не имеющие к книге непосредственного отношения и выполненные в современных медийных техниках (например, видеоинсталляция Людмилы Беловой или макрофотографии Андрея Чежина). Появились и новые в этом контексте имена — Виталий Пушницкий, Владимир Козин, Дмитрий Горячев, та же Людмила Белова.

В составе экспозиции работы разного времени, произведения, уже демонстрировавшиеся на других выставках и специально созданные для этой. Тем самым подчеркивается устойчивость и глубина интереса к Хармсу, его внутренняя — «неюбилейная» — обоснованность.

Кроме названия, из повести взят на выставку символический предмет — чемодан, куда герой запихал мертвую старуху, от которой хотел избавиться. Обиходная вещь стала здесь метафорой страха, с ней связаны навязчивые состояния, фобии и комплексы.

В экспозиции этот образ обретает особую значимость и появляется у разных авторов. Петр Перевезенцев укладывает в чемодан весь созданный им «архив Хармса» и тем самым напоминает нам о реальной судьбе рукописей писателя.

Наследие Хармса, уместившееся в одном старом чемодане, чудом не погибло в блокадном Ленинграде. Оно было спасено благодаря близкому другу Хармса Якову Семеновичу Друскину. Символично, что нынешняя выставка организована при деятельном участии его сестры, Лидии Семеновны Друскиной.

Во время работы выставки на экспозиции будут проводиться мини-спектакли и чтения произведений Д. Хармса.